— Зелёный чай?
— Да. Только посмотри, какая в нём кроется сила. С виду обычная девушка: русые с рыжевизной волосы, парочка веснушек да мягкий характер. И красотой не блещет, и словом, как огнём, не обожжёт.
— Не горячая.
— И не холодная. Но есть в ней что-то такое привлекательное. Сделаешь глоток, и вот ты уже не дома, а на траве стоишь. И вокруг тебя поля нескончаемые. Вдохнёт она в тебя терпкий запах трав, омоет свежим ветром, и вот ты уже не ты.
— А кто же?
— Да чёрт его знает. Чёрт и она проклятая. Только не скажет ведь, улыбнётся и дальше пойдёт.
На выжженной солнцем улице Белграда стоял странной формы навес. Тени там было настолько мало, что хватало её всего на два маленьких угла: в одном за столом сидели два человека, а в другом вальяжно восседала серая кошка. Мужчина с бородой, заплетённой, как плеть, взял чашку и продолжил:
— Мне нравится твоя игра. Что дальше?
— Чёрный чай с травами. Близнецы.
— Близнецы?
— Несмотря на равный возраст, у старшего на затылке уже появилась пара седых волос. А разница-то у них всего две минуты.
— Всего? За две минуты можно и город взять.
— Можно, но нужно ли? — мужчина, почти не касаясь, провел указательным пальцем по стенке чашки. — Вкус чабреца в этом чае такой насыщенный, словно его нужно не пить, а есть. Как-то раз я даже попробовал…
— И что?
— И то. Наелся с двух ложек.
— Понятно. Расскажи-ка ещё про братьев.
— Старший то с чабрецом, то с ромашкой. С имбирём очень дружен, лекарем хочет стать. Глоток сделаешь — и горло пройдет. И невзгоды пройдут, и печали.
— А что ж тогда останется, без несчастья-то?
— А ничего не останется. Тогда на помощь второй брат придёт — младший. Вот уж дамский угодник: то с малиновым листом под ручку ходит, то со смородиновым ложится. После него остаются только воспоминания о летних поцелуях, ну а много ли нам ещё надо?
На выжженной солнцем улице Белграда два человека игрались словами, играли в ассоциации. Вызывая внимание, серая кошка сладко потягивалась в соседнем углу.
— Ты сказал, что старший брат с имбирём дружит. О нём расскажешь?
— Ты когда-нибудь видал человека чернее тучи? Чистая сила, чистая горечь. Борода его заплетена не в одну, а в две плети. Ею же он погоняет свою лошадь.
— Так он всадник?
— Всадник. Унесёт тебя далеко в степь. И когда понесёшься ты с ним быстрее ветра, то забудешь всё, что я тебе говорил, говорю и скажу когда-нибудь.
— Может ли он любить?
— Может и любит. Слышал про каркаде?
— Конечно, но это ведь не чай.
— Не чай, но какое это имеет значение, когда дело касается любви? Красные локоны мягкими волнами спадают на плечи, светло-коричневое платье словно обтекает ее фигуру, неспешные движения вгоняют в транс. Только совсем бесчувственный не влюбился бы в это.
— И ты? Ты же клялся, что любишь другое.
— Никогда не путай любовь и влюблённость. Я очарован каркаде, но все же бесконечно люблю чай с молоком. В нём есть что-то родное, домашнее. Как девушка с серебряными волосами, встречающая меня чашкой тёплого супа и объятиями. Та, кто будет преданно тебя ждать, та, кто разделит с тобой и печаль и радость, принесённые в дом. Разве можно променять минутное очарование на бесконечную любовь?
— Каждому своё, милый друг, каждому своё.
На выжженной солнцем улице Белграда с каждой минутой появлялось всё больше людей. Серая кошка, недовольно ударив хвостом, прыгнула в щель между домами. Вечер вступал в свои законные права, и два человека, допив последние капли чая, не спеша вышли из тени.
